Михаил Леонидович Грозовский о своих стихах и переводах для детей отзывается всегда очень скромно. О переводах известного в Дании поэта Хальфдана Расмуссена говорит, что играл и заигрался, «не столько переводил, сколько лихо подхватывал главные его краски и ловил его тон». А про свои детские стихи замечает, что специально их не писал. Как будто всё получилось случайно (впрочем, случайность в поэзии иногда основа всего).
Эта ненавязчивая авторская и сотворческая скромность всё преображает, и к чтению его стихов и переводов бессознательно приступаешь с симпатией и терпеливым вниманием. Вознаграждением же оказывается внезапный праздник непослушания: за деликатностью внезапно обнаруживается веселье. Говорящие вещи, непокорные звери, по-детски ведущие себя погодные явления.
Гром
По небу прокатился гром.
Я зачерпнул его ведром,
и гром, сказав ведру «ура!»,
остался жить на дне ведра.
С тех пор грохочет во дворе
огромный гром в пустом ведре.
Рысь
Хрящик грозно грызла рысь,
и сказал я рыси: «Брысь!»
– Сам ты «брысь»! – сказала рысь,
продолжая хрящик грызть.
Вилка
– Мне до Курского вокзала, –
вилка ножику сказала.
Тот спросил: зачем туда?
– Там буфет, а в нём – еда.
В нашем доме – с кашей плошка,
да в кастрюле щей немножко,
да кефиру на два дня…
Обойдутся без меня!
Непосредственность и лёгкость, которые можно заметить в поведении вилки (вилочка оказалась с характером, да ещё и обидчивая!) или рыси, постоянно проявляются и в переводах – вольных пересказах с датского. Стихи Расмуссена этим, наверное, и привлекли Михаила Леонидовича. Сам же он о своём опыте перевода отзывается так: «Между тем встреча со стихами была чудом, словно бы из пустого ящика искусный фокусник вынимал и раскладывал одну за другой игрушки, созданные его неуёмной, искрящейся фантазией. Озорные и нежные, с грустинкой и со смешинкой, даже с чепушинкой – они были разные… но все, словно по команде, оживали и просились войти в дом».
В «грустинке» Хальфдана Расмуссена есть даже что-то философское. Так дети иногда задумываются о чём-то и пытаются подражать взрослым в своих рассуждениях, но при этом продолжают пользоваться детским языком. И со стороны такие рассуждения выглядят обаятельно и поражают иногда своей глубиной или неожиданным разрешением какого-нибудь важного вопроса. Иногда такие рассуждения могут возникать даже на пустом месте:
Кто имеет тыщу слив,
может быть вполне счастлив,
потому что круглый год
он на сливах проживёт.
У кого дыра в кармане,
тоже нервничать не станет.
Он идёт и всю дорогу
через дырку чешет ногу.
Только вот ведь заковырка:
у меня ни слив, ни дырки…
Не менее философское стихотворение «Песенка». Вот только оно может иметь ещё один смысл, совсем незаметный, но исключительно важный. Песенка, которую никто не поёт, это как ещё не переведённое стихотворение. Нам без знания датского Расмуссена в оригинале не прочитать. Но благодаря переводам стихи обретают вторую жизнь.
Разве это весело –
посудите сами –
если встретил песенку
с грустными глазами?
Я спросил её: «Ты чья?» –
и она, бедняжка,
зарыдала в три ручья,
завздыхала тяжко.
На своё житьё-бытьё
жаловалась очень,
говорила, что её
петь никто не хочет.
Я ей крикнул: «Не тужи!»
Взял и спел ту песенку,
и она на этажи
по весёлой лесенке
понесла как дар с полей
клевер с колокольчиком…
И теперь мы вместе с ней
не грустим нисколечко.
Стихи, процитированные в посте, можно найти здесь:
Грозовский М. Л. Я был в стране чудес: [стихи] / Михаил Грозовский; худож. Т. Ситникова. – М.: Самокат, 2009.